ИСТИНА

В докладе предполагается рассмотреть проблему визуальной репрезентации факта. Материал основан на советской живописи (а также графике и агитационном фарфоре) конца 1920 – начала 1930-х годов, в которой получили распространение изображения разного рода документов (газет, плакатов, мандатов, писем и пр.). Будет показано, как такого рода композиции опираются на глубинную художественную традицию в европейском искусстве, расширяя (и трансформируя) исходную информацию посредством удвоения кода (вербального и визуального) и переходя на уровень метатекста. Целью сообщения является обсудить, как документальная мотивика изобразительного нарратива раскрывает специфику парадоксальной поэтики позднего авангарда, выступая, с одной стороны, как визуальный аналог «литературы факта» и тем самым сигнализируя о смещении парадигмы культуры с синтактики на прагматику, а с другой – проблематизируя оппозицию истинное/ложное в изображении мира. Документ в живописи трактуется в докладе как симптом сюрреализма, который в свернутом виде, как внутренняя потенция, обозначился в советском искусстве конце 1920-х годов, однако по ряду причин так и достиг полноценного самораскрытия. The talk focuses on the issue of visual art representation of a document and its controversial connotations. It deals with Soviet post-avant-garde painting (as well as graphics and the “agitation porcelain”) in which images of various documents became widespread (newspapers, letters, certificates etc) in the 1920-1930s. Among the painters who contributed to these motifs there were famous avant-garde artists (M. Larionov, G. Roublev) as well as less known painters of younger generation (V. Malagis and others) who were ‘discovered’ only in the last decades. The paintings depicting documents tend to extend a basic information by means of duplicating codes (visual and verbal) and thus an image as a text transgresses to a meta-textual level. The talk aims to discuss the issue of factual/imaginary in visual representation and its links to the so-called “literature of a fact” – a special trend in Soviet fiction. The motif of a document in painting signals that the paradigm of culture shifted from a syntagmatic to a pragmatic type of poetics emphasizing its communicative function. The document in painting demonstrates the inclination of Soviet art with surrealism in the 1920s although hidden behind its officially articulated ideological message. The antimony meanings of a depicted document shows that surrealism manifested itself as a potential possibility of Soviet art in its deep waters, but due to various external circumstances had never reached its climax.