ИСТИНА

Яков Абрамович Сатуновский в 1961м так вспоминал о своем дебюте: Мальчишкой я подхалтуривал В области политической карикатуры. Чемберлен, Бриан, Желтый Интернационал. Бывало, не хуже Ефимова кромсал их до единого. Как бог черепаху, уродовал врагов народа: Бухарина, Радека, Сокольникова, Пятакова. Халтурный художник, поэт халтурный, я не был бездарный, я был бездумный. Близкие Сатуновского, его младший брат Петр и племянник Леонид, вспоминали эти стихи как проявление нравственной честности. Л. Сатуновский приводит список псевдонимов, под которым дядя появлялся в «Звезде», и указывает время сотрудничества с газетой: «…В январе 1937 г. <…> Яков становится ведущим и, практически, единственным автором рубрики “В шутку и всерьез”. В ней публикуются маленькие реплики на письма читателей, шаржи, <…> стишки и заметки, сопровождаемые незатейливыми рисунками. <…> На рисунках внизу в правом углу – греческая лямбда. Под заметками: Лямбда, Лямин, Ляминсын, Кордовер, Я. Тонин, Як. Тонин, Як. Яковский… <…> Ляма – так называли в семье отца Якова, а Кордовер – девичья фамилия его матери <…>. Кроме этой рубрики в газете временами появляются поэмы и рассказы и под этими псевдонимами, и с подписью – Я. Сатуновский. Конечно, к литературе и к изобразительному искусству все эти произведения имеют опосредованное отношение <…> В 1938 году Яков оканчивает институт, получает распределение на работу, надобность в побочном заработке исчезает и к концу года публикации прекращаются…» [Сатуновский 2009] Обращение к газете (в фондах РГБ) позволяет прокомментировать приведенные выше стихи Я. Сатуновского и рассказ Л. Сатуновского. Примеров «политической карикатуры», принадлежащей Сатуновскому, в «Звезде» встречается мало (басня про «троцкиста-пса» 11 июля, «Историческая справка» 11 ноября 1937); этого немногого поэт, видимо, потом стыдился, потому и запомнил, — в основном юмористика бытовая, принадлежащая к той традиции стихового фельетона, из которой вырос Н.А. Некрасов. Заметная ее часть — перепевы, работающие как противоядие излишнему пафосу: «Июнь. Папанин, торжествуя, / На льдине обновляет путь…» (29 июня 1937 г.). Природа юмористического стихотворения «на случай» позволяла использовать интонации устной речи, уходить от клише. Получается, что яркие формулы позднего стихотворения, фиксируя правду личного воспоминания, неполно отражают факты 1937 г. Некоторые приемы, разработанные во времена юношеской «халтуры», оказались востребованы «взрослым» Сатуновским. В манере ранних газетных рисунков, иногда портретных и острых, много общего с шаржами, которыми полны его письма1960х гг. (см., например, шарж на В. Луговского — 17 января 1937 г.). «Экономическое» объяснение ухода из «Звезды» тоже, думается, не вполне точно. Рубрика «В шутку и всерьез» во второй половине 1937 г. встречается в «Звезде» все реже и теряет свой «бытовой» характер, а в 1938м исчезает. В газете меняются ответственные редакторы и порядки. Тексты днепропетровских авторов и карикатуры Лямбды вытесняются перепечатками из центральных изданий (напр., 10 октября даны карикатуры Б. Ефимова, того, которого Сатуновский «не хуже»). 27 февраля 1938 г. Сатуновский напечатался не под псевдонимом, а под своим именем и фамилией. Очерк «Детство» находится на «Литературной странице», занявшей всю третью полосу (в других номерах такой рубрики мы не видели). Отказ от маски обусловлен природой текста: очерк автобиографический. Эпизод не состоявшегося расстрела, возможно, относится к июлю-августу 1919 г. («младший брат», которому «не было еще двух месяцев», — Петр, родившийся 10 июня 1919го? Сатуновскому, значит, 6 лет). Очерк отражает не только упрощенное представление о недавнем прошлом, но и «расклад» сил, каким он виделся ребенку: мир делится на красных и белых, и «белые» — не только Петлюра, но и Махно. «Детство» — одно из немногих свидетельств о жизни большого поэта; Сатуновский предстает — в идеологическом отношении — в непривычном виде, однако на «бездумное» воспроизведение внешних установок очерк не похож и дает представление о драматической духовной истории. В очерке есть тема, важная для взрослого Сатуновского: рассказано, как его семья ждала расстрела за то, что они евреи; именно о страшном опыте детства поэт позднее в стихах не упоминал, но он, видимо, многое определил в них. «ДЕТСТВО Около двадцати лет назад на дне узкого двора-колодца группа мальчишек играла в «войну». Ворота, обитые листовым железом, были наглухо заколочены. За углом стреляли. В городе хозяйничали белые банды. Павлик, Изя, Борис, — помните эти дни? Дни, когда пули, свистя, залетали к нам во двор. Когда мы по очереди грызли один кусок землистой макухи. Когда наши родители стояли у надклеванной пулями стенки под дулами белых. Мальчишками мы хорошо разбирались во всех мастях белых — махновцев, петлюровцев, шкуровцев. Сейчас я не помню, кто из них повел расстреливать наших родителей. Мы были красными. Это не трудно объяснить — на нас влияли убеждения домашних, подслушанные разговоры. Да мы и сами уже начинали разбираться в событиях. Мой старший брат, горячо любимый мной, ушел на фронт с частями Красной армии. Город переходил из рук в руки. Он стал неузнаваем. Мы шныряли по обезлюдевшим переулкам и читали тайком расклеенные большевистские листовки. Мелом мы писали на ребристых магазинных шторах — «Долой белых!». Однажды какой-то офицер избил одного из нас, Михаила, нагайкой. Кровавый след на лице товарища остался надолго. В сырой, дождливый день белые согнали во двор «всех жидов» дома. Говорили, что мы прячем большевика. Моя мама держала на руках младшего брата — ему не было еще двух месяцев. Вместе с евреями к стенке стали несколько человек русских. Расстрел не удалось привести в исполнение — помешали внезапно налетевшие части красной конницы. Мать одного из моих друзей в этот день от потрясения сошла с ума. Помню еще, как мы бегали к базару смотреть повешенных комиссаров. Здесь мы впервые черпали ненависть к врагам народа — ненависть, которая покинет нас лишь с последним дыханием. Я смотрю на вас сейчас, дорогие друзья моего невеселого детства. Борис недавно возвратился из Ленинграда, где служил в частях НКВД. Изя — танкист. На днях с Дальнего Востока приехал в отпуск Михаил. На нем шинель с красными петлицами. Павлик и Николай кончают институт, осенью они пойдут в Красную армию. В моем военном билете значится — средний командный состав. Род войск — артиллерия. Во дворе новые дети играют в «войну». Я с радостью вижу, как выросшая мощь нашей армии отражается даже здесь, в детской игре. В «бою» принимают участие самодельные танки, гаубицы, самолеты. Я начинаю думать, что в сущности мы были «партизанами». Мы имели на весь «отряд» один, брошенный какой-то частью из-за полной непригодности, пулемет. Жизнь идет. Бывшие мальчишки стали бойцами. С улыбкой наблюдают они за детскими играми во дворе. Дети могут играть спокойно — у них есть надежная защита.» В сентябре 1938 г. Сатуновский напишет первые «настоящие» стихи.