ИСТИНА

Катарский дипломатический кризис, начавшийся в июне 2017 года, продолжается до сих пор и вызывает большую полемику в экспертной среде. Что это было? Почему противоречия в ССАГПЗ приняли форму открытых обвинений, разрыва дипломатических отношений, закрытия границ и прекращения авиационного сообщения? Как два основных союзника США в Персидском заливе - Саудовская Аравия (далее - СА) и Катар - оказались по разные стороны баррикад? Представляется, что конфликт между газовым и нефтяным гигантами, в котором оказались задействованы многие арабские страны, позволяет лучше понять контуры реальной политики на Ближнем Востоке, выявить её реперные точки и начертить абрис текущего противостояния. Обвинения против Катара в поддержке и спонсировании исламистских и террористических групп, которые СА озвучила в очередной раз в 2017 году, сложно воспринимать серьезно, так как по форме они напоминают диатрибу, а по содержанию - это фарисейство. Известно, что финансирование ряда исламистских формирований на территории Ближнего Востока и Северной Африки было во многом параллельным саудовско-катарским проектом [1, 3, 5, 6, 9]. На фоне экономических и политических проблем, продолжающихся терактов в Египте, замедления темпов экономического роста в СА (в 2017 году ВВП СА снизилось на 0.7 %), падения цен на энергоносители, отразившегося почти на всех арабских странах, внешнеполитические возможности необременённого большой социальной нагрузкой Катара серьезно возросли, а возможности стран региона по противодействию агрессивным шагам газового гиганта упали [4]. Телеканал «Аль-Джазира», «братья-мусульмане», финансирование оппозиции от Атлантического океана и до Аравийского моря - этот постоянно применяемый инструментарий катарской политики все труднее нейтрализовать [9]. Более того, современные саудовско-катарские отношения характеризуются неприязнью и конфликтами, уходящими корнями в XX век. В 1995 году новый эмир Катара Хамад бин Халифа Аль Тани принял решение перестать быть младшим партнером СА и стать её конкурентом. По мере реализации его плана нарастали и противоречия с династией Саудитов [9, 10]. В 2014 году при его сыне Тамиме бин Хамаде Аль Тани уже имел место дипломатический кризис между Катаром с одной стороны и СА, Бахрейном и ОАЭ с другой. Однако тогда конфликт был разрешен достаточно быстро и закончился соглашением, заключенным в Эр-Рияде. Реальную озабоченность у коалиции арабских стран во главе с Саудовской Аравией, Египтом и ОАЭ к лету 2017 года вызывали и явные успехи режима Башара аль-Асада в Сирии, который благодаря поддержке российских Военно-космических сил, «Хезболлы» и иранского Корпуса стражей исламской революции совершил «коренной перелом» в гражданской войне. Информация об укреплении отношений и возможном сотрудничестве между Катаром и Ираном на фоне крушения ИГ (запрещенная в России террористическая организация) и оппозиции в Сирии была воспринята в СА болезненно [10], так какКатар, воспроизводя модель американской внешней политики, параллельно с поддержкой противников Башара аль-Асада сумел оказаться на «правильной стороне истории» вместе с усиливающимся Ираном. Сумма этих факторов и привела к Катарскому дипломатическому кризису, который де-факто не имел и не имеет серьезных экономических или политических последствий. Катару удалось преодолеть временные неудобства экономического бойкота со стороны СА и полностью отвергнуть все 13 требований, которые были выдвинуты СА, ОАЭ, Египтом и Бахрейном благодаря дружественным странам: Турции и Ирану [9]. Кроме противостояния арабских государств, Катарский дипломатический кризис «высветил» детали «колониальной» политики на Ближнем Востоке ключевых мировых игроков. Так, Вашингтон, который продолжает борьбу за полное доминирование в регионе, продемонстрировал свою приверженность экономическим и военным интересам США: Дональд Трамп во время своего ближневосточного турне в 2017 году предельно четко обозначил свою позицию: Катару не стоит заигрывать с Ираном, но крупнейшая американская военная база в Катаре остается [2, 8]. Позиция ЕС и Великобритании, которые исторически противодействуют американской гегемонии, сложившейся во второй половине XX века на Ближнем Востоке [7], заслуживает отдельного исследования, так как именно во время подобных конфликтов можно отследить реальную политику этих стран - в остальное время они вынуждены выпускать традиционные заявления о приверженности НАТО и о дружеских отношениях с США и общей миссии. Таким образом, в региональном измерении Катарский дипломатический кризис стал вынужденной «диатрибой», вызванной «сдавшими» нервами противников династии Аль Тани, которые устали от активной и агрессивной политики газового гиганта. В глобальном измерении Катарский дипломатический кризис выявил серьезнейшие противоречия внутри НАТО и внутри коалиции «союзников» США. Кроме того, конец 2018 года добавил к Катарскому дипломатическому кризису новое измерение - канал "Аль-Джазира" выпустил сенсационное интервью с бывшим офицером французской Национальной жандаремерии Полем Баррилем, в котором собеседник утверждал, что СА вместе с союзниками уже планировали военный переворот в Катаре в 1996 году. Сходная специальная операция против Катара могла произойти и летом 2017 года, однако вмешательство уже бывшего государственного секретаря США Рекса Тиллерсона, имевшего личные контакты с семьей Аль Тани, не дало плану осуществиться. Вопрос о том, сколько правды в этом интервью и сколько пропаганды остается открытым, однако Поль Барилль дает возможность представить обвинительные речи СА не в качестве "нервного срыва", а в качестве нацеленной подготовки для создания политического и морального фундамента для оправдания переворота.