ИСТИНА

На XXII съезде КПСС происходит неожиданный и весьма резкий разрыв с прежними теоретико-политическими и идеологическими конструкциями, базирующимися на политической теории Маркса, Энгельса и Ленина. В новой Программе КПСС, принятой на этом съезде, говорится: «Обеспечив полную и окончательную победу социализма – первой фазы коммунизма – и переход общества к развернутому строительству коммунизма, диктатура пролетариата выполнила свою историческую миссию и с точки зрения задач внутреннего развития перестала быть необходимой в СССР. Государство, которое возникло как государство диктатуры пролетариата, превратилось на новом, современном этапе в общенародное государство, в орган выражения интересов и воли всего народа». В проекте новой Конституции (1964) предполагалось провозгласить: «Все предшествующие конституции были конституциями государства диктатуры пролетариата. Диктатура пролетариата выполнила свою историческую миссию и с точки зрения задач внутреннего развития перестала быть необходимой в СССР. Государство диктатуры пролетариата превратилось на новом этапе в общенародное государство, в орган выражения интересов и воли всего народа». Совершенно ясно, что в смысловой континуум концепта общенародного государства не может не входить момент отрицания концепта «мировой революции». Общенародное государство, при всей торжественности и респектабельности термина, с геополитической точки зрения – государство по определению ограниченное, не предполагающее цели распространения себя вовне. Тут можно усмотреть «двойное самоограничение» – со стороны народа и со стороны государства: оба этих понятия, при всей расплывчатости первого, включают в свой смысл достаточно строгие границы. Отказ от марксистских догматов мировой классовой борьбы и всемирной пролетарской революции был намечен уже в конце 40-х годов: новая Программа партии, принятая на XXII съезде, восходила к тексту Проекта, разработанному в 1947 году. Именно в этом тексте появляется концепт «всенародное государство», а также заявляется об исчерпании диктатурой пролетариата своей исторической миссии. Конечно, немарксистское нововведение в рамках марксистской риторики могло быть совершено Сталиным, для которого марксизм не был ни догмой, ни руководством к действию. Руководством к действию для Сталина были интересы государства, а советское (как и любое другое) государство не могло идти вслед за максимами и постулатами марксистско-ленинской (как и любой другой) теории, подчиняясь идеям и текстам. Однако, если говорить о концепте «всенародное государство», то речь шла о кардинальном изменении генеральной линии позиционирования СССР в мире и истории: введение этого положения имело совершенно ясные последствия, международные по преимуществу. Если пролетариат – мессианский класс, субстанциально единый в масштабе всего мира, и в соответствии с учением Маркса и Энгельса обладающий историческим призванием и сверхисторической (почти божественной) целью, имеющий всечеловеческое значение, – то народ не имеет в марксизме такого статуса; да и в принципе народ, как один из многих народов, хотя и может обладать мессианским потенциалом, сам не ставит перед собой метаисторических задач, не выходит за «исторический горизонт»; мессианизм не является фундаментальным атрибутом народа. Сталин не делает решающего шага – проект партийной программы 1947 года был отправлен в архив, где и пребывал до тех пор, когда Хрущев не решил его реанимировать. Сталин понимал, что мессианизм – то же оружие, и отказаться от него значит его лишаться, разоружаясь перед геополитическим противником. Любые «плюсы» не могут покрыть таких издержек, и вождь Страны Советов остался в прежней доктринальной системе диктатуры и глобального мессианизма пролетариата. Видимо, «плюсы» от ликвидации «метафизического орудия» были сочтены Хрущевым достаточно весомыми, чтобы перевесить потерю столь грозного орудия.